Преступность в периферийных районах СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (по материалам Ярославской области)

Тумаков Д.В.

Ярославская государственная медицинская академия

 

Следствием вооружённого противостояния Советского Союза с нацистской Германией  стали не только гигантские материальные затраты и человеческие потери, но и рост социальных аномалий внутри страны. Согласно совершенно секретным «Сведениям о состоянии уголовной преступности по СССР» от 13 апреля 1955 года, советские граждане за годы войны совершили более 2,8 млн. преступлений. К ним начальник регистрационно-учётного отдела Главного управления милиции (ГУМ) МВД СССР Е. Лапшин отнёс убийства, разбойные нападения, изнасилования, кражи всех видов, хулиганства и т.д [3, с. 176]. При этом указанные данные не учитывают статистику органов транспортной милиции, то есть грешат неполнотой. По также неполным данным современных историков, в военные годы количество преступлений в СССР увеличилось в несколько раз, а судимость возросла в 2,5-3 раза [2, с. 56].

Преступность всех видов существовала не только в столице и крупных городах (там она лишь имела больший общественный резонанс), но и на периферии. Целью данного исследования является изучение проявлений «уголовно-преступного элемента» в периферийных районах нашей страны. Типичным представителем тыловых провинциальных районов СССР военного времени стала Ярославская область.

Анализ рассекреченных архивных документов показывает существование нескольких крупных групп нарушителей «социалистической законности» в сельских районах Ярославской области. Первой из них следует считать дезертиров из вооружённых сил СССР, уклонистов от призыва или воинского учёта. В частности, в Галичском районе из 186 уголовных проявлений, совершённых в январе-мае 1942 г., 55 относились к упомянутому виду преступлений [1, д. 159, л. 6-об.]. Как правило, в сельской местности Ярославской области оперировали либо дезертиры-одиночки, либо мелкие группы армейских беглецов. Однако в некоторых случаях происходило массовое бегство военнослужащих. Как сообщал военный прокурор ярославского гарнизона военюрист 2-го ранга Фенев, 1 ноября 1941 г. из 270 призывников 1923 г.р., направленных из Борисоглебского района в Антроповский, дезертировал 81. При этом старший команды Иванов похитил 1806 рублей из полученных им для команды призывников денег [5, д. 194, л. 179]. Причину массового бегства военно-политическое руководство районного уровня видело в отсутствии в среде призывников массовой политической работы, а также их плохом снабжении провиантом и водой.

Но и одиночные дезертиры, скрывавшиеся в лесных шалашах и землянках, также служили дестабилизирующим фактором на периферии. Поскольку возможности их легального существования были ограничены, нередко эти люди пополняли ряды криминального мира. В 1942 г. в Даниловском районе дезертир Кукушкин совершил 8 краж, тогда же в Некоузском районе дезертиры В. Заводов и М. Соколов похитили в колхозе 4-х ягнят, мясом которых и питались, а в Красносельском районе дважды дезертир из Красной Армии П. Талов совершил 6 краж у колхозников [1, д. 160, л. 11-об., д. 163, л. 22, д. 183, л. 13].

Означенные случаи были не единственными. Иногда дезертиры объединялись в вооружённые группы – к наиболее крупным относились банды в Угличском, Большесельском и Чухломском районах. Их численность колебалась от 4 до 16 человек. Учитывая крайне низкий уровень жизни основной массы населения, любая кража считалась ощутимым ударом по колхозной собственности, следовательно, и по обороноспособности государства. Документы говорят и о распространении дезертирами антисоветских идей, включая прямое восхваление А. Гитлера, однако никаких конкретных фактов там не приводится. Также остаётся неясным, среди кого могли проводить подобного рода агитацию скрывавшиеся в лесах от правосудия армейские беглецы. Поэтому можно предположить, что последнее обвинение было откровенно придумано в духе времени советскими правоохранительными органами с целью большей дискредитации дезертиров в глазах населения.

Тем не менее, и остававшиеся в рядах вооружённых сил СССР бойцы в ряде случаев представляли угрозу для жителей провинции, образуя вторую группу нарушителей закона. Например, в июле 1941 г. военнослужащие маршевой роты общей численностью 378 человек, направлявшиеся на пароходе из г. Бежецк Калининской области, устроили пьяный дебош. При этом 13 из них за драку были отданы под суд Военного Трибунала (ВТ), а их командир старший лейтенант В. Захаров также подвергся аресту за пьянство, антисоветские высказывания и грубые угрозы в адрес капитана парохода Поросёнкова. Информация была доведена до руководителей ярославского и калининского обкомов ВКП (б), военного комиссара Ярославской области полковника Киселёва и начальника гарнизона г. Ярославля генерал-майора Михайлова [5, д. 194, л. 58-60]. Примерно в то же время другая маршевая рота, состоявшая из 450 бойцов, также учинила в г. Ярославле массовую пьяную драку, не подчинялась сотрудникам милиции. В обоих случаях военная прокуратура и облвоенкомат объясняли произошедшие инциденты несвоевременной выдачей хлеба и необеспеченностью бойцов кипячёной водой и даже уборными комнатами [5, д. 194, л. 69-70].

В сельской местности происходили похожие случаи. Так, зимой 1941 г. население Пошехоно-Володарского района, включая советских работников и председателей колхозов, неоднократно жаловались 1-му секретарю ярославского обкома ВКП (б) Н.С. Патоличеву и командующему 28-й армией на поведение военнослужащих 361-й стрелковой дивизии. В «грубости» были обвинены не только рядовые красноармейцы, но и начсостав. В частности, командир миномётного батальона 1002-го стрелкового полка лейтенант Васильев, угрожая расстрелом, изъял в колхозе «Память Кирова» бычка и 200 кг лука [5, д. 194, л. 176]. Другие бойцы украли в редакции местной газеты дрова и кирпичи. Причинами совершения данных преступлений можно считать не только нехватку провианта и воды, но и психологический стресс, вызванный пребыванием военнослужащих на фронте и отсутствием у них отпусков. Наличие оружия помогало решить многие проблемы.

Третьей группой провинциальных преступников военных лет следует считать расхитителей социалистической собственности. На XVII пленуме обкома ВКП (б) 18-20 июня 1943 г. начальник Управления НКВД (УНКВД) по Ярославской области майор госбезопасности В.В. Губин признал, что в 1942 г. хлеб с колхозных полей ежедневно расхищался целыми бригадами [5, д. 757, л. 73]. Конкретные факты приводились в выступлении прокурора Ярославской области А. Мишутина на XVI пленуме обкома от 29 марта 1943 г. С его слов, в ночь на 14 февраля 1943 г. братья Кудрявцевы, брат и сестра Виноградова при помощи колхозного конюха проникли в амбар колхоза в Солигаличском районе, похитив 800 кг пшеницы [5, д. 756, л. 51-52]. Подобные факты не прекращались и в дальнейшем – похожие случаи на XX пленуме от 15 марта 1944 г. называл Губин. По его данным, лишь за 1943 г. по Ярославской области за хищения было привлечено 6506 человек [5, д. 1095, л. 133]. Хищениям подвергался даже такой важный железнодорожный узел, как станция Рыбинск-Товарная, где за взятки и незаконный отпуск агентам Военторга 4 мешков комбикорма судом ВТ были осуждены заместитель начальника станции Б. Розов и заведующий грузовым двором В. Левашов [4, д. 199, л. 58]. Зачастую в процесс хищений вовлекались целые семьи, что можно объяснить не столько естественным стремлением человека к обогащению, стесняемым плановой экономикой сталинского СССР, сколько элементарным желанием людей выжить в голодное военное время.

Война негативно влияла и на мораль подрастающего поколения, поэтому четвёртой группой нарушителей «революционной законности» следует назвать несовершеннолетних преступников. По утверждению того же В.В. Губина на XV пленуме обкома ВКП (б) от 9 января 1943 г., лишь за 1942 г. ребята 12-15 лет, не занятые трудом, совершили 4 убийства, 29 грабежей, 44 хулиганства с нанесением телесных побоев и 1009 краж [5, д. 755, л. 90]. В первом полугодии 1943 г. только в областном центре за различные преступления были осуждены 249 детей [6, д. 737, л. 89-90]. Как правило, органы ВЛКСМ и школа не проявляли к ним никакого интереса, поэтому идеалом для таких подростков служили представители криминального мира. Так, в июне 1942 г. в Судайском районе области милиция ликвидировала группу из 4-х подростков в возрасте от 14 до 18 лет во главе с ранее судимым Н. Чистяковым. Преступники совершали вооружённые грабежи, квартирные кражи, хищения с промышленных предприятий и из ульев в Судайском и Парфеньевском районах, выражали намерение убить милиционера и партсовработников, а также присоединиться к дезертирам [1, д. 183, л. 1-2]. Аналогичные случаи, связанные с нападениями на граждан с целью ограбления, хулиганством, происходили в гг. Переславль и Ростов [1, д. 175, л. 22, 33; д. 179, л. 83]. Острота проблемы не спала вплоть до конца войны.

Таким образом, даже в периферийных районах СССР в годы Великой Отечественной войны уровень преступности оставался высоким, жители данных территорий совершали многочисленные, подчас резонансные нарушения «социалистической законности». Они были объективным явлением – война всегда вела к росту преступности, тем более что тыл занимал явно второстепенное положение по отношению к фронту и финансировался по остаточному принципу. Данные преступления наносили ущерб экономике воюющей страны, подрывали авторитет правящего режима, поэтому жёсткая борьба с правонарушителями не прекращалась.

 

источники и литература:

1.    Государственный архив Ярославской области (ГАЯО), ф. Р-2223, оп. 1.

2.    Миронов Б. Россия уголовная // Родина. – 2002. - №1. С. 53-57.

3.    На «краю» советского общества. Социальные маргиналы как объект государственной политики. 1945-1960-е гг. – М.:РОССПЭН. – 816с.

4.    Центр документации новейшей истории Ярославской области (ЦДНИЯО), ф. 263, оп. 52.

5.    ЦДНИЯО, ф. 272, оп. 224.

6.    ЦДНИЯО, ф. 273, оп. 68.